– Как долго не могли уснуть после финала US Open?
– Я была такая уставшая. Думала, приеду домой и сразу откинусь, но получилось примерно так же, как когда играю очень поздний матч. У меня обычно очень сложно с этим, проблематично уснуть. В этот раз из-за эмоций тоже не могла, переживала этот момент заново, переигрывала какие-то розыгрыши, еще была в матче немного. Это невероятное событие для российского тенниса.

– Вы перед финалом говорили, что ожидаете захватывающий матч. Ожидания оправдались?
– Не совсем, потому что накала страстей, пяти сетов, 6/4 в решающем – такого не было. Хотя это финал “Большого шлема”, Джокович с Медведевым, первая и вторая ракетки мира. Матч был зрелищный, прекрасный теннис, но для меня было явное преимущество у Дани.

– Было ощущение, что если при 5/4 в третьем Джокович брейканет, то у Медведева могут быть проблемы?
– Единственный момент, когда закралась мысль, что Джокович может перевернуть ход матча, это в начале второго сета – Новак взял свою подачу достаточно легко и у него было 0:40 на подаче Дани. Счёт мог стать 2/0, и он бы подавал. Либо 2/1 и тот гейм, где у него была пара брейк-пойнтов. Считаю, это были ключевые моменты. В принципе единственные для Джоковича, где он мог повернуть ход игры в свою сторону.

– Вас тронули слёзы Джоковича?
– На самом деле, да. При этом абсолютно не имеет значения, симпатия у меня к Новаку или нет. Никогда не думала, что скажу, что мне жалко его. Люди считают, наверное, что спортсмены избалованы вниманием и финансово. Он столько всего выиграл – как можно его жалеть? Но когда ты на таком уровне, когда ты спортсмен и у тебя есть определенная цель – а у него была цель, этот исторический “Шлем” – это всегда как будто заново, как новый матч. Забываешь про все свои кубки, про все победы и поражения. У тебя сейчас матч, который ты хочешь выиграть. Он явно был растерян, в панике, не мог победить. Поэтому отчасти я испытывала боль за него.

– Могли бы повторить слова Медведева, что Джокович – величайший?
– Да, безусловно. Нам с Андреем Рублёвым пару дней назад задавали вопрос, кого мы считаем самым великим игроком в истории тенниса. Андрей как-то сразу назвал Рафу. Потом стали приводить примеры, статистику изучать, но в итоге пришли к выводу, что они все трое одинаково великие. Но я даже немного поправила бы, что, возможно, Джокович сейчас по результатам обогнал их. Честно, я всегда была фанаткой Федерера и Надаля, но сейчас как-то прониклась к Джоковичу. В последнее время он нереально крутой.

– Отсутствие у Новака золота Олимпиады не делает разницу?
– Это я тоже, кстати, привела в пример, когда мы сравнивали результаты. Потому что у Рафы есть два золота – в одиночке и в паре, у Федерера – в паре. А у Джоковича только бронза. Но это, наверное, единственное, к чему можно прицепиться. Это все равно не отменяет того, что он реально крутой и великий теннисист.

– Джокович упустил свою мечту. У вас примерно такая же ситуация, когда вы не выиграли “Ролан Гаррос”. Как сильно переживали в тот момент?
– У меня были очень смешанные эмоции. Были радость и облегчение, потому что шесть четвертьфиналов я играла, не могла дальше пройти. Казалось, что не судьба, что никогда этого не произойдет, хотя с детства мне внушали и говорили: “Почему не веришь? Ты можешь там быть”. Я часто обыгрывала топ-5 и сказала себе: “Окей, это первый финал, это суперский результат, и я не могу обесценить его. Сказать, что проиграла в финале, и значит все плохо. Нет, ни в коем случае.Нереально крутой результат, матч был очень близкий, я даже могла его выиграть. Но потом также была обида, и на долю секунды мысль закралась – а вдруг это мой последний финал, больше никогда не будет такого шанса. Это была бы не я, если бы негативно не подумала. У меня все по классике – позитив или негатив присутствуют всегда. Поэтому были такие смешанные чувства.

Как оправилась? Работала со спортивным психологом Таней Свидовой. Проводили сеансы, общались – это тоже помогло. Потом как-то переключилась на Уимблдон, хотя мне все сказали: “Ну ты больная!” Потому что после “Ролан Гаррос” я уже через пять дней полетела в Истборн. Шутили, особенно парни, что после финала до US Open вообще ничего не играли бы. Но я такой человек, ответственный даже в этом. Тем более аппетит приходит во время игры. Я поверила в себя, финал придал мотивации и сил, поэтому хотелось очень хорошо выступить на траве. И я верила, что могу так же сыграть на Уимблдоне. Но опять же понимала, что трава… я психологически не могу на ней играть, не люблю ее. Отчасти поэтому полетела раньше до Уимблдона, чтобы провести какие-то матчи, тренировки. Была как выжатый лимон, когда оказалась там.

– Вы не любите траву, на “Ролан Гаррос” говорили: “Что я делаю на грунте? Как я его ненавижу”. Похожее было в Австралии. Остается US Open.
– Это разное. Я искренне не люблю траву. Наверное, буду это говорить, пока не выиграю Уимблдон. Что касается “Ролан Гаррос” и Австралии: когда я говорю во время матчей – это чистые эмоции. На самом деле грунт я очень люблю. Пожалуй, это мое любимое покрытие. В этом году в Париже я показала один из своих лучших теннисов.

– У вас в целом шикарный сезон: первый финал “Шлема”, первый за 10 лет выход во вторую неделю на US Open, золото Игр, три круга на Уимблдоне. Удивлены такому прорыву?
– Нет такого, что это как снег на голову, потому что я играю, тренируюсь, выкладываюсь на полную. Все по нарастающей, потому что уже в начале грунтовой серии сыграла полуфинал в Мадриде. Наверное, все пошло оттуда. Потом случился “Ролан Гаррос”, и это все больше придавало мне мотивации, сил и уверенности. Плюс амбиции, потому что полуфинал “Мастерса” и финал Парижа – хочется лучше и больше. Я верю, что могу.

– Что-то предвещало, что именно Мадрид станет отправной точкой?
– Однозначно. Я не очень удачно начала в Австралии, для меня не слишком здорово сложилась сетка. Дальше уже был удар по голове, потому что тренировалась на предсезонке, мы приехали в Австралию – я просидела на карантине. Прошла пару кругов на турнире до Australian Open, но основной акцент был на него. А дальше небольшие проблемы с коленом, неудачно сыграла Дубай, Питер, где было очень обидное поражение от Анастасии Гасановой 6/7 в третьем сете, хотя я вела.Тогда как раз в мою команду пришел брат. После матча мы сидели, и я сказала: “Ну это какой-то пипец, реально. Я вроде как тренируюсь, все делаю, хочу, но не получается, не складывается чуть-чуть”. И он тогда сказал: “Нужно тренироваться и очень усердно это делать – все будет, все придет. Верь, мы все сделаем”. Потом подключилась спортивный психолог, и я с таким невероятным остервенением тренировалась перед грунтовой серией. Выкладывалась на 200% на каждой тренировке, била с остервенением по мячу. На тренировках представляла каждое свое поражение в этом году. Сказала себе, что больше не хочу так проигрывать первый или второй круг, больше не хочу так выступать, потому что это ужасно. Я не говорю, что этого больше никогда не будет – возможно, будет и еще много раз. Но по крайней мере для себя то, с каким настроем я еду и как готова – это важно.

– Елена Веснина рассказала, что финал Олимпиады – колоссальный стресс, который она никогда не испытывала. У вас тоже так?
– У нас все матчи были такие. Хотя для меня лично не было разницы, иностранцы против нас в финале или русские. Меня это абсолютно не трогало. Я хотела выиграть золото. Против кого я играла – все равно. Даже не думала об этом, для меня ничего не поменялось.

У нас с первого круга после каждого матча в прямом смысле тряслись руки, все игры были нереально нервные. Поэтому к финалу я была абсолютно готова, для нас это было уже нормальное состояние.

– Это был приятный стресс или все-таки больше не хочется такое испытывать?
– Матч был очень нервный, а стресс – тяжелый. Даже не знаю, было тяжелее или легче, что мы вдвоем с Андреем, потому что одинаково нервничали. В то же время это очень круто и, наверное, останется в памяти максимально долго. Возможно, больше никогда не испытаем таких эмоций и нервов.

– Как вас встретили после победы на Играх?
– Я была приятно удивлена, в аэропорт приехало много людей из спортивного клуба Балашихи. Дети с плакатами “Настя молодец!” и фотографиями. Нам с Андреем сделали майки с нашей фотографией и кружки – вроде мелочи, а очень запоминается. На следующий день встретилась с важными людьми. Побывала в СК “Балашиха”, где мой папа работает директором и где два или три раза проходил Кубок Анастасии Павлюченковой. Было много детей, организовали красочный мини-прием. Было здорово.

– Вы с психологом не так давно начали работать. Когда поняли, что пора, чтобы кто-то покопался в мозгах?
– С апреля. У меня уже был опыт работы с психологом до этого – с француженкой Франциской Дозе, которая давно помогает Даниилу Медведеву. Я с ней работала год в 2018-м. В принципе это очень длительный срок. Но считаю, что есть такая тонкая нить. Нужен определенный подход к каждому человеку. Также важна химия, как и во всем остальном. Мне, наверное, не очень подходила ее система работы. Или подходила, но я сама была другая. Три года назад по-другому смотрела на вещи, воспринимала происходящее, по-другому видела себя в теннисе. Может быть, не до конца серьезно в какие-то моменты подходила к тренировкам, к матчам. Сейчас я профессиональнее и дисциплинированнее подхожу к турнирам, к подготовке.

– Тарпищев сказал, что ваш прорыв обусловлен отсутствием травм. При этом часто проскакивают новости о повреждениях. Когда вы последний раз чувствовали себя полностью здоровой?
– Точно не в этом году. Шамиль Анвярович говорит так, потому что помог мне – нашел популярного в Москве китайца. Тот помог с плечом, с которым у меня была проблема с 19 лет и из-за которого я не могла подавать. Но Шамиль Анвярович забывает, что у меня больше года болит колено – то лучше, то хуже. К сожалению, это опять же мой непрофессионализм до конца, потому что в 2020-м я не взяла достаточную паузу и не лечила колено как надо. Беру эту ответственность на себя, потому что только я могу это контролировать. Сейчас у меня в планах на конец сезона поехать к своему физио в Испанию и лечить колено, потому что если я не возьму паузу, так оно и будет – то лучше, то хуже.На самом деле “Ролан Гаррос” я играла на таблетках. Весь турнир провела на обезболивающих, потому что очень сильно болело колено. Там достаточно жесткий грунт, плюс ты когда скользишь, вся нагрузка идет на колено. И вот был такой критичный момент в матче с Соболенко, когда к третьему сету я поняла, что не могу просто приземляться на ногу после подачи. Тогда я после второй партии пошла с врачами за корт, и они мне тейповали ногу, потому что из-за колена у меня уже пошла проблема в другом месте в ноге.

Если бы не физио, которого мы тогда с Рыбакиной шэрили и который меня склеил к финалу, то, к сожалению… Тогда даже расплакалась. Помню, брату сказала, когда обыграла Соболенко: “Я так классно играю, но мне кажется, что не выдержу весь турнир”. Тогда мне действительно было очень неприятно и обидно, потому что понимала, что я могу очень далеко пройти. Чувствовала себя в форме, но…Кстати, после полуфинала в Мадриде я не смогла сыграть Рим и Сербию, где была первой сеяной, из-за того, что надорвала чуть-чуть пресс. Но самое основное – колено, которое так до конца не проходит.

– Почему не возьмете более длительную паузу, чтобы все залечить?
– После Питера я не полетела в Америку, подумала: “Окей, это классный момент. Возьму эти четыре недели, и у меня будет возможность полечить колено как раз перед грунтом”. Опять же, я себя чувствую в неплохой форме. Сейчас самые основные турниры, плюс в Москве хочется сыграть. Доиграю сезон и после последнего турнира у меня как раз план заняться лечением.

– Сколько матчей в этом сезоне провели на болеутоляющих?
– Количество матчей не назову, но весь год, начиная с Австралии. Детали: мы были две недели на карантине, но все равно по пять часов тренировались, при этом из-за ковида не могли видеться с физио. И вот этот отрезок, который я провела без физио две недели – колено опять стало хуже, хотя я прилетела в более-менее нормальной форме. Опять же хард, все жесткое. Единственное, где у меня было нормальное колено – на Уимблдоне. Потому что трава, было мягко. На всех остальных турнирах я пила обезболивающие, причем в какой-то момент это уже очень вредно. Поэтому сейчас стараюсь максимально обходиться без них.

– Вы играли на обезболивающих с повреждённым прессом. Получается, Джоковича зря хейтили в Австралии, когда он выиграл титул с якобы надорванными мышцами живота?
– Никто не знает до конца, у кого что. Конкретно с надорванным прессом – тяжело. У меня микронадрыв был после Мадрида: выпила обезболивающие и затейповала, пошла на разминку, попробовала подать и мне было больно. Плюс страх, потому что это такое коварное место – если надорвешь, можно вылететь на полгода. Но в целом выступать с такой травмой реально. Я вот выступаю с коленом на обезболивающих – помогает. Просто зависит от определенной проблемы. Есть некоторые, где обезболивающие не помогут. Но все что касается игры на обезболивающих с надрывами и растяжениями – это очень серьезно.

– Тарпищев считает, что по игре в этом сезоне вы в Топ-10 WTA. Согласны с ним?
– Да. Для меня это еще и цель своего рода в этом году, потому что я была 13-й, но 10 лет назад. Сейчас приблизительно тоже 13-14-я. Я в это верю и считаю – почему нет.

– В чем нужно прибавить, чтобы оказаться в Топ-10 и выше?
– Однозначно нужна стабильность, потому что нужно стабильно показывать такие сезоны. Хотя бы как в этом году, а то и лучше. Конечно, у меня еще такая цель стоит – очень хочется взять какой-нибудь титул, потому что последний я выиграла три года назад в Страсбурге, это уже достаточно давно. И относительно крупный хочется, потому что крупнейший у меня был в Москве и Париже в 2014-м. Прибавить нужно и в скорости, и в стабильности, и в выносливости – немножко везде. И основное – лично мне хочется улучшить подачу.

– Чувствуете, что это реально?
– Да, конечно.

– Работа с братом – одна из вероятных причин прогресса. Почему не доверились ему раньше?
– Мы уже работали вместе. Не то что в неудачный период, но оба были очень молодые. Он ездил со мной, когда мне было 14 лет. Я тогда практически все выиграла по юниорам. Во второй раз, когда мы с Патриком Муратоглу закончили работать. Мне было 18 лет, я два года тренировалась в Барселоне, и Саша был со мной. Тогда впервые встала в Топ-20.

Я ему доверяла, но у него тоже были амбиции для себя снова начать играть. Я была очень молодая. Казалось, что он недостаточно авторитетный для меня. Плюс, когда оба молодые, были какие-то семейные терки. Но никогда у меня не было такого, чтобы я ему не доверяла или считала недостойным тренером.

– В детстве вне тенниса тоже помогали друг другу?
– На самом деле мы не так много времени вместе проводили, потому что Саша тоже играл в теннис. Он уехал в Испанию в IMG (Академия тенниса Боллетьери – Eurosport.ru) к Хуану Карлосу Ферреро. Поэтому мы с ним очень редко виделись.Я была очень маленькой, когда у него был переходный тинейджерский возраст. Он все время стеснялся меня куда-то брать, типа не круто с младшей сестрой. Но всегда как старший брат оберегал меня, защищал, и я это всегда знала. Если что – старший брат придет на помощь, такой Супермен.

– Какая история первой придет на ум, если спросят: “А вот помнишь, ты с братом…”?
– Когда мы приехали на Australian Open, мне было 14 лет. Там проходил детский турнир первой категории, который я играла. Он находится в австралийской деревне. Мы когда туда ехали, нас напугали жутко, сказали: “Закрывайте все окна и двери, потому что заползают пауки прямо в номера под кровать. Есть и ядовитые, поэтому смотрите на спинку – с желтым или с красным”. Мы шугались постоянно. Со мной были Саша и мама, и мы решили злую шутку над мамой организовать. Там есть казино Crowne Plaza, где мы всегда играли: настольный хоккей, различные автоматы. Выиграли страшного черного мохнатого паука. Моя была идея дебильная, я сказала брату: “Давай я отвлеку маму в номере, а ты быстро положи паука под одеяло”. У мамы был приглушён свет, потому что вечер, мы с ужина пришли. Когда она распахнула одеяло, то увидела паука и упала с кровати. Я тогда напугалась, потому что она могла и ногу сломать.

Эта история первой пришла, а так у нас в основном приколы всякие. Вся суть наших отношений: мы много прикалываемся, смеемся. У нас как-то юмор все время. Меня это тоже отвлекает и помогает на турнирах, потому что я люблю посмеяться.

– Как мама за такую шутку наказала?
– Наказания не было, потому что у меня мама святая, ангел. Она очень добрая. Злилась минуту, но потом все было окей.

– Любовь к татуировкам от брата?
– Отчасти, потому что он старший. Не то чтобы я ему подражала, но считала мегакрутым. Он с детства был нереально нестандартным, но с чувством стиля и вкуса. Мы росли в Самаре, где ничего не было, толком ничего не знали и не видели. А он был в Испании и много ездил с детства, привозил какие-то вещи. У него пирсинг был уже в 14 лет, рано сделал татуировку, банданы все время надевал. Я у него первое время какие-то вещи подмечала.

– Если я правильно уследил за хронологией, последнюю тату вы сделали со скелетом и их у вас уже 10-11.
– Нет, не со скелетом. И их уже больше 10, но они безобидные. Называю их так, потому что маленькие. У меня брат, кстати, спрашивает: “Когда уже забьешь себе руку нормально? Чего ты делаешь вот эти масепусенькие?” А у него же рукава все. Я отвечаю: “Саш, я же девочка, какие рукава?” Он говорит: “Ну ты в итоге дойдешь до рукава, потому что у тебя вот эти маленькие, как переводилки”. Он их так называет, а я: “Да ничего ты не понимаешь!”

Я их в разных странах делаю, они мне все время напоминают определенные моменты. Скелет был в 2020-м в Лос-Анджелесе, где я проходила предсезонку. Там же было маленькое смешное авокадо, потому что я люблю авокадо – его никто почти не видит, оно на стопе.

Предпоследнюю я сделала в Дубае в феврале, а последнюю – “Мяу” – сзади на бедре. Набила перед “Ролан Гаррос” в Москве.

– И потом написали это на камере.
– Да. Мне тогда Барбара Шетт сказала на Eurosport, когда я пришла к ним с Матсом: “Мяу – это что, ты любишь кошек? Посвящаешь победу своим кошкам?” Я говорю: “У меня даже нет кошек, я их не люблю”.

– Представляли, что после первого тату не сможете остановиться?
– Меня предупреждали. Все, у кого есть татуировки, обычно так и говорят: “Когда делаешь первую, тебя потом несет”. Первая была в 18 лет. Сделала ее втихушку от родителей. По-моему, с братом как раз пошла в Москве. Набила на правой стопе семь звезд – россыпь, потому что мне очень нравилась Рианна, а у нее как раз такая была на шее сзади. Мне это нереально понравилось – я просто люблю звезды. Сделала семь на удачу.

– Вы рассказывали, что татуировки спонтанные и не имеют значения.
– Нет, конечно. Нет такого, чтобы я шла – и оп, я сделаю.

– Но хотя бы раз наверняка было.
– За ухом молния. Я была в Лондоне и пошла прокалывать козелок, а там как раз татуировки делали. И я такая: “О, а почему бы и нет?” Вполне могу так делать и делаю. Я вообще очень спонтанная по жизни во всем.

– А какая самая важная?
– Наверное, смайлик. Я сделала его именно на запястье специально. Потому что в основном делаю татуировки так, чтобы не видеть их. Я просто знаю себя – когда у меня много всего, это притирается, надоедает и начинает как-то глаз раздражать. Боюсь, что буду смотреть и думать: “Блин, вот зачем?” А так я ни одну свою татуировку не вижу, кроме этой. Он посвящен одному из сложных периодов, которые я пережила. Сделала смайлик, потому что мне хотелось напоминать себе о том, что нужно улыбаться. Что жизнь хороша и все окей.

– Есть тату, о котором жалеете?
– Есть, и я, кстати, подумываю его удалить. Это третий глаз – вторая татуировка, которую я сделала в 19 лет. Не совсем моё было решение, как раз спонтанное. Я пришла, и мне дико хотелось сделать ещё одну татуировку. Сама не понимала, что хочу и как, но надо было. Получилось, что мне немножко её навязали. Не совсем сама к этому пришла и не совсем тот дизайн, который хотела.

Я на татуировки и вообще по жизни смотрю так: любую проблему можно решить, просто некоторые отнимают больше времени и сил. А тату вообще можно удалить, если сильно захотеть.

– Какие у вас есть табу в татуировках?
– Я против татуировок на лице. Вряд ли сделаю что-то на бедре и на других местах, чтобы сильно видно было. У меня они все такие, можно спрятать.

Не понимаю, когда мне люди говорят: “Вот будешь старая, и это будет как-то стремно смотреться”. Блин, когда будет 60 лет – какая разница, есть у тебя татуировки или нет? Я в 60-70 лет не видела женщин-моделей на пляже с таким офигенным телом, чтобы можно было сказать: “Ну вот если бы у нее не было татуировок, было бы классно”. О чем вы вообще думаете? Дожить еще надо до этого возраста.

– Сейчас вы получаете удовольствие от тенниса?
– Да. И это выражается во всём. Получаю удовольствие от того, что у меня есть любимое дело, есть цели, амбиции. Я просыпаюсь утром, собираю сумку и получаю удовольствие от процесса. Очень люблю результат, люблю выигрывать. Понимаю, к чему иду и что это может принести. Такие невероятные эмоции, которые трудно где-то еще получить. В некотором роде американские горки. Даже пусть есть печаль, огорчения и иногда депрессивное состояние после проигрышей, но в этом тоже суть тенниса. Когда все время все хорошо – тоже не очень здорово. Есть баланс постоянных эмоций и адреналина, которые я испытываю благодаря теннису. Поэтому с возрастом все больше ценю и понимаю это.

Считаю, одно из самых тяжелых для меня ощущений, когда нет целей в жизни, нет дела. Это самое опасное. Нет того, ради чего вставать утром. Для меня это важно.

– Вам 30 лет, но вы любите спонтанность, тусовки, татуировки – то, что присуще тинейджерам. На какой возраст вы себя ощущаете?
– На 19. Почему? Просто так есть. Мы с Дашей Касаткиной дружим, и она даже говорит: “Настюх, ну максимум 24”. А ей как раз 24. Мы реально не особо отличаемся.

– Вы часто говорите о спонтанности. Есть пример дикой движухи, когда вы что-то предприняли глобальное в одну секунду?
– По-моему, это был 2016-й. Я играла Индиан-Уэллс и Майами, уступила в одиночке и в паре со Светой Кузнецовой. Сразу после матча пришла в раздевалку, а я была на связи с друзьями. Знала, что они прилетели в Амстердам. Говорят: “Мы будем здесь 4-5 дней”. Я в раздевалке беру билет и в эту же ночь лечу в Амстердам. Приняла решение в ту же секунду. Собрала сумки и через два часа после матча уже была в аэропорту. Прилетела, классно провела время. У меня много таких историй.

– “Учитывая, сколько я живу за границей, я, скорее, человек мира. Но при этом русская однозначно”. Что в вас выдает русскую?
– Иностранцы никогда не скажут, что я русская. Ни чисто внешне, потому что русские всегда выделяются за границей, особенно если пара. Внешность, одежда. Мне всегда говорили, что я голландка, шведка, испанка – кто угодно, но только не русская. Что я в себе считаю самым русским? Наверное, щедрая душа, как в рекламе шоколада.Если это мой человек, я все готова бросить. Считаю, что это очень русская тема. Замечала, что иностранцы более сдержанные во всем. А у нас: домой пригласил, поляну накрыл, всех напоил, накормил.

– Назовите три черты, которые вам нравятся в русских людях.
– Страсть к тому, что делаешь, какая-то отдача. Считаю русских щедрыми, и это касается не только финансов, но и эмоций – если праздновать, то делать это на всю катушку, отдаваться душой.